И я его увидела: высокий человек под вспышки фотосъемки собирает вокруг себя людей, а потом исчезает в черноте автозака. Позднее меня, уже внештатницу "Новой газеты", отправляли снимать митинги в защиту Химкинского леса. Я хорошо помню свое удивление: какой он статный, симпатичный.
Будто не отсюда, не из нашей реальности: шутит, жестикулирует, наслаждается вниманием. Конечно, он меня очаровал. Как умный классный старший брат, которого никогда не было и тут вдруг стало понятно, кому нести свой только что оформившийся голос.
А потом 2013 год, выборы мэра, и я ходила от одного куба к другому, видела симпатичных людей, агитирующих за него, говорила с ними. Вышел культовый для моего поколения журнал “Афиша” с обложкой, на которой было написано: “Ребята, это вы сделали так, что я один”. Я вырезала обложку и повесила ее на двери в съемной квартире и постоянно говорила Алексею мысленно: “Нет, ты не один. Я занимаюсь журналистикой, потому что я тоже за правду и справедливость”.
С тех пор Навальный постоянно был где-то рядом, причиной или следствием, фактором обожания или раздражения. В том же самом 2013 году я уволилась из “Коммерсанта”, потому что моя коллега и подруга задала Дмитрию Пескову вопрос про Навального, вопрос и новость не понравились Пескову и Андрею Колесникову – подругу потребовали уволить и уволили. Я перешла в “Ведомости” и мои первые гордые заметки были из судов и про суды по делам “Ив роше”, “Кировлеса” и, конечно же, про митинги.
Навальный тянет на себе протест и надежду и кажется, что все возможно и вот-вот что-то произойдет, но происходит Крым — и всем снова не до надежды.
Навальный ругается с “Ведомостями” и вообще журналистами: плохо отписывают его расследования. И вот я уже ненавижу Навального, критикую его среди друзей и не верю в протест.
А вот он шерит мои расследования уже в “Проекте”: как интересно читать, как круто написано – и я снова его люблю назад и объясняю друзьям, что никого больше нет, что надо поддерживать всех, кто что-то делает.
А потом отравление — и критиковать уже совсем никого не хочется, хочется чтобы он просто продолжал жить и писать свое: “Привет, это Навальный”. Растет следующее поколение, то, что за мной, – и я вижу их на митингах 2018-2019 годов. Молодых, злых, умных, их в редакциях называют “навальнята”.
Скольких людей он привел и вдохновил? Те, кто выходили на митинги, те кто, несмотря на людоедские законы, шли избираться и становились экстремистами и сидельцами. Когда он возвращается в Россию после отравления, я в числе журналистов, освещающих его приезд, – и мы мерзнем у химкинского ОВД целый день, и становится ясно, что я не увижу его на свободе. Я еще не знаю, что и мне самой из России придется уехать после того, как власти объявят меня "иностранным агентом" в 2021 году.
Только в отличие от Навального, мне не хватает смелости сейчас туда вернуться.
Поразителен сейчас контраст чиновников: ритуальное, восковое посещение Путиным завода в Челябинске, нулевая реакция, будто мертвый на самом деле он, а не Навальный. Отвратительные пляски вокруг тела – будто даже мертвый он для них опасен, надо держать у себя, под боком.
Но на первых полосах всех западных СМИ не Путин, а вновь Навальный – живее всех живых. Объединивший вчера по миру столько русских, сколько не выходило на улицу с наступления войны в Украине.
Нет сомнений, что под его знаменами будут выходить и там, и здесь еще очень долго. Даже потом, когда наступит Прекрасная Россия Будущего.
Жить рядом с героями бывает тяжеловато: они постоянно напоминают тебе, что ты можешь жить лучше и честнее, а это неприятно. Как это — 27 раз побывать в штрафном изоляторе после отравления, мерзнуть и голодать без лечения, 20 дней идти по этапу, а все равно писать жене “крошка”, шутить и заставлять Путина бояться себя даже за решеткой. Невозможно сейчас думать об Алексее и не спрашивать себя: а я точно сделала все, что могла? Старшего брата, который подскажет как правильно, больше нет. Но мы теперь должны быть за взрослых и не сдаваться для кого-то дальше вместо и за него.
