Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Ответ Навальному: о главной ошибке девяностых

В апреле 2022 года суд приговорил Владимира Кара-Мурзу к 25 годам лишения свободы по статьям о «госизмене», «нежелательной» организации и «фейках» об армии. Кара-Мурза в заключении написал колонку о том, что главной ошибкой девяностых было отсутствие люстрации.
Сергей Ведяшкин/Агентство «Москва»

Политические перемены в России всегда происходят неожиданно. 

Царский министр Вячеслав фон Плеве, который до 1904 года призывал к «маленькой победоносной войне», не предполагал, что она приведет к революционному взрыву и заставит монархию согласиться на конституцию, парламент и свободу печати. 

Владимир Ленин, жаловавшийся швейцарским социал-демократам в январе 1917 года, что «мы, старшее поколение, возможно, не доживем до решающих битв грядущей революции», не подозревал, что до нее осталось всего несколько недель. И совершенно никто летом 1991 года не ожидал, что к концу года Советский Союз распадется.

В следующий раз перемены произойдут точно так же — резко и неожиданно. Никто из нас не знает конкретного момента и конкретных обстоятельств, но это произойдет в обозримом будущем. Цепь событий, приведших к этим изменениям, была запущена самим режимом в феврале 2022 года. Теперь это лишь вопрос времени.

А это значит, как справедливо заметил в недавней широко обсуждаемой статье Алексей Навальный, что в России скоро снова появится окно возможностей для восстановления государства на демократических принципах. Не «окно гарантий», не «окно конечного результата», не «окно светлого и счастливого будущего», — а именно окно возможностей, которыми мы должны воспользоваться с умом и не упускать в очередной раз, как было сделано в 1990-е годы. И именно поэтому так важен серьезный, содержательный и публичный разговор об этих упущенных возможностях — не для исторической рефлексии, а для того, чтобы не наступить снова на те же грабли.

Вряд ли кто-то может оспаривать тот факт, что лидеры демократической России 1990-х годов упустили уникальный исторический шанс. На мой взгляд, он был упущен гораздо раньше тех событий, о которых пишет Алексей: задолго до конституции 1993 года, залоговых аукционов 1995 года и президентских выборов 1996 года. Окна возможностей, открытые революционными переменами, как правило, очень малы и закрываются очень быстро. У нового правительства будет всего несколько месяцев, в лучшем случае год, чтобы решительно порвать с тоталитарным прошлым и не допустить его возвращения.

Это был шанс, который команда Бориса Ельцина упустила в те решающие месяцы 1991 и 1992 годов, когда каждый день был на вес золота. Общество, пережившее травму жестокой диктатуры, массовые внутренние репрессии и агрессивные внешние войны, десятилетиями жившее в условиях тотальной лжи и сознательного искажения нормальных человеческих ценностей, нуждается, прежде всего, в моральном очищении. Это путь, который — в различных формах, но с неизменной сутью — прошли в новейшей истории самые разные страны: от Германии после национал-социализма до государств Латинской Америки после военных диктатур, от бывших социалистических стран Восточной Европы до ЮАР после апартеида. 

Чтобы не допустить возвращения зла, мы должны прежде всего осмыслить, осудить и наказать его — публично и на самом высоком государственном уровне.  

Этот путь реального обновления был открыт для России в 1991 и 1992 годах. Общество было к нему готово. Растущая сила общественного движения конца 1980-х — начала 1990-х годов и Августовская революция 1991 года были движимы антитоталитарными настроениями, неприятием и отрицанием насилия со стороны Коммунистической партии. 

Не случайно сразу после победы над путчистами толпа москвичей отправилась сносить памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади. При этом на фасаде главного здания КГБ демонтировали мемориальную доску Юрию Андропову. Вполне возможно, что вопрос не ограничился бы мемориальной доской и памятником: собравшиеся на площади люди были готовы идти дальше — к самому зданию. Лидер победившей революции Ельцин лично приехал на Лубянку, чтобы отговорить их от этого. Его авторитет в те времена был неоспорим, поэтому люди разошлись. Это был первый красный флаг.

Всего через несколько дней на другом митинге у памятника Маяковскому Владимир Буковский, писатель, многолетний политзаключенный и один из основоположников демократического движения в СССР, произнес пророческие слова. «Не обманывайтесь: дракон еще не умер. Он смертельно ранен, у него сломан позвоночник, но он все еще держит в своих когтях человеческие души и многие страны». В течение всего следующего года Буковский и несколько других дальновидных демократических лидеров, в том числе Галина Старовойтова, российский законодатель и советник Ельцина, пытались убедить российское руководство «убить дракона»: открыть архивы ЦК КПСС и КГБ и опубликовать документы о преступлениях советского режима и его карательных органов, осудить эти преступления на государственном уровне, чтобы люди, совершившие эти преступления, не могли решать судьбу новой России.

Это не должна была быть «охота на ведьм», как кричали испуганные партийные чиновники. «Ведь задача заключалась не в том, чтобы отделить менее виновных от более виновных и наказать последних, а в том, чтобы вызвать процесс нравственного очищения общества, — писал Буковский в своей книге «Суд в Москве». — Для этого нужно было судить систему со всеми ее преступлениями». 

В 1992 году Конституционный суд России провел слушания о судьбе Коммунистической партии, на которых были представлены несколько документов о преступлениях советского режима из архивов ЦК; Буковский, которого администрация президента пригласила выступить в качестве свидетеля-эксперта, хотел, чтобы эти слушания стали именно тем «российским Нюрнбергским процессом», который он себе представлял. В том же году Старовойтова внесла в Верховный Совет РФ законопроект о люстрации, который предлагал временный запрет (5-10 лет) на государственную службу для всех бывших партийных чиновников и всех бывших сотрудников КГБ.

Как мы знаем, ничего подобного сделано не было. Ельцин не был готов к окончательному разрыву с советским прошлым. Западные лидеры, боясь столкнуться с интересной информацией о себе в московских архивах, оказывали давление на Ельцина, чтобы тот держал их закрытыми. Законопроект Старовойтовой Верховный Совет даже не рассматривал. А Конституционный суд принял половинчатое решение, обойдя главный вопрос — о незаконности деятельности самой КПСС. Суд отклонил необходимость проведения оценки под тем нелепым предлогом, что партии больше не существует.

Анатолий Кононов, судья Конституционного суда, выразивший особое мнение, назвал решение суда «отказом в правосудии», отметив, что представленные в суде материалы «позволяют квалифицировать эту организацию (КПСС) как преступную», в том числе со ссылкой на международные нормы «о геноциде, военных преступлениях и преступлениях против мира и человечности».  

Судья отдельно отметил роль «подведомственных карательных органов КПСС» в этих преступлениях.

Но никаких официальных выводов по поводу этих «органов» сделано не было. Архивы по большей части оставались закрытыми. КГБ уклонился даже от самых мягких реформ. Он получил небольшой имиджевый урон — и все. 

А люди, принимавшие непосредственное участие в репрессиях, с первых же дней демократической России оказались на руководящих должностях. В декабре 1991 года Вячеслав Лебедев, еще недавно принимавший участие в вынесении приговоров по политическим мотивам, был утвержден на посту председателя Верховного суда РФ. 

В январе 1992 года пост начальника управления по борьбе с коррупцией Министерства безопасности РФ получил Анатолий Трофимов, который в качестве следователя КГБ вел дела многих московских диссидентов, в том числе Анатолия Щаранского, Юрия Орлова, Сергея Ковалева, священника Глеба Якунина. Вскоре Трофимов дослужился до должности начальника московского управления ФСБ и заместителя руководителя всей организации. 

Подобных примеров немало, но я назову лишь еще один: в том же 1992 году офицер КГБ Владимир Путин, в 1970-е годы лично принимавший участие в обысках и допросах ленинградских диссидентов, стал правой рукой губернатора Петербурга Анатолия Собчака.

Мы не имеем права повторить эту ошибку, когда окно возможностей откроется снова.

Все архивы должны быть открыты и опубликованы. Все преступления как советского, так и путинского режимов должны получить должную оценку на государственном уровне. Все структуры, причастные к этим преступлениям, — прежде всего ФСБ — должны быть ликвидированы, а люди, совершившие эти преступления, должны быть привлечены к ответственности перед законом. 

Тех, кто служил проводниками репрессивной политики, следует лишить права занимать государственные посты — и это будет не «охота на ведьм» (как в очередной раз кричат ​​некоторые нынешние чиновники), а необходимая защита от нового авторитарного реванша. 

И я хотел бы подчеркнуть (хотя это само собой разумеется): расследовать военные преступления и преступления против человечности, совершенные путинским режимом в ходе его агрессии против Украины, должен международный трибунал (по образцу аналогичных для бывшей Югославии и Руанды), в который должны быть переданы все подозреваемые, независимо от их звания и положения.

Только так Россия сможет по-настоящему освободиться от бремени прошлого и продвинуться вперед к созданию свободного и современного государства, основанного на праве и общечеловеческих ценностях. Это позволит стране наконец выйти из порочного круга. И тогда следующему поколению российских политиков больше не придется вести дискуссии в переписке между владимирской колонией и московской тюрьмой.

Я верю, что мы сможем это сделать.

Перевод публикации The Washington Post.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку